Так..загружу-ка я сюда свой рассказ - может руки дойдут и закончу..

[deadnight]

Глава 1. СОН

Мрак и пустота вокруг, словно я зависла в воздухе где-то на краю вселенной. Здесь нет ничего кроме тьмы: ни огня, ни воздуха, ни воды, даже земли. Только тьма да белая черта, бесконечная и безначальная; она тянется вдаль, разрезая мрак, и что там, за ней, я не знаю. Это место давит, как груз, ложится на плечи и гнёт к земле, которой, кажется, здесь нет. Ноги не держат, но я знаю, что нельзя терять равновесие и эту линию.
Не хватает кислорода. Тяжело дышать. Словно незримая верёвка медленно затягивается на шее – мрак душит меня, и я чувствую, как из него сочится злоба, ненависть, зависть…зависть к моей жизни. Больше не могу держаться на ногах, желая устоять, я пытаюсь ухватиться за что-нибудь. Я протягиваю руки, но пальцы хватают только пустоту. И вот я уже лежу, зависнув в вне времени и вне пространства, а в дали белеет черта.
И чувствую лишь тупую, ноющую боль да как изредка судороги охватывают тело. Веревка на шее уже почти затянулась. И хоть я не вижу, что за чертой, но что-то живущее внутри меня подсказывает, что там спасение, что только лишь пересеку её и обрету свободу.
Тело моё немеет, я уже почти не могу дышать….
Вот бы разорвать эту черноту! Я царапаю мрак, но все попытки напрасны – зло вокруг словно смеётся надо мной и продолжает своё тёмное дело. Жизнь по капле покидает меня, попытки двинуться практически не причиняют боли. Я не чувствую ни рук, ни ног; в глазах рябит, и черта уже напоминает белое море посреди вселенской тьмы…Но я пока жива! Жива! Жива единой волей, одной идеей – выжить....
Извиваясь змеёю, я медленно передвигаюсь по чёрному раскалённому песку, стараясь добраться до спасительной глади.
И вот, кажется, стоит лишь чуть двинуться, протянуть руку – и я свободна! Превозмогая слабость, бессилие, вложив последний вздох в эту попытку, я вытягиваю руку…и ..ВОТ ОНА!!! Но Я мертва………..

«Боже! Это был всего лишь сон», – я приподнялась на локте и взглянула в окно. Стояла глубокая ночь, звёзды ярко сверкали в небесном просторе. Луна мягким холодным светом залила землю. Всё было спокойно и умиротворённо. Я прикоснулась ладонью к влажному лбу: «Неужели, это был сон?! Всё было словно наяву, шея болит, будто натертая пенькой, а эта предсмертная судорога, от которой проснулась? Я её всё ещё ощущаю... Знобит». Я села на кровати, обхватив руками колени; меня трясло от только что пережитого кошмара. Мысли путались, на душе было неспокойно, словно туда запустили тысячу чертей, которые рвут бедняжку на части. «К чему этот сон? Я умру? Глупо. Смешно верить в сны. Ведь я просто устала, и воображение решило сыграть со мной шутку. Это глупый, навязчивый сон» Я снова окинула взглядом безмятежно спящий город, вздохнув, легла на бок и, зарывшись в любимое одеяло, провалилась в сон. Последним, что запомнилось, была мысль: «Слава Богу! Это был всего лишь мой кошмар».
Снова я проснулась только рано утром. Теплый солнечный свет падал на лицо, щекотал глаза; где-то в щели у окна кричали воробьи – начинался новый весенний суматошный день. Нехотя, я приоткрыла один глаз, но, вспомнив, что сегодня выходной день я позволила себе понежиться в согретой постели. Потом, резко села на кровати, по-привычке сложила ноги по-турецки, и, нашарив подушку, подтащила её к себе. Размышляя, стоит ли вообще вставать, я любовно обняла её и уже склонялась к мысли продолжить своё особо важное дело, но голос, доносящийся из другой комнаты, явно желающий меня видеть, прервал приятные размышления. Этот голос принадлежал хозяйке….
Дело в том, что тогда я снимала квартиру, а точнее сказать комнату, в столице и жила вместе с очень оригинальной личностью, в сокращении именуемой «хозяйкой». Это была пожилая женщина, приятной наружности с тягучим, но громким голосом. Милый и очень добрый человек, не смотря на это, часто мы с ней не находили общего языка. Конечно, до всего этого хаоса, начавшегося около двух лет назад, я наслаждалась жизнью, окружённая любовью, с родителями и братом в квартире, достаточно далеко от нынешнего места обитания, но по объективным причинам мне пришлось покинуть согретое гнёздышко и перебраться сюда. Что подтолкнуло меня? Точно не отвечу: может забота о своём будущем, может параноидальная идея оторваться от родителей и вести самостоятельную жизнь, а может моя бесконечная тяга к переменам и побег от проблем. Точнее на эти вопросы я не могу ответить даже самой себе.
И всё же, несмотря на желание забыться сном, всё ещё витавшее в голове, я заставила себя встать.
– Осторожно ступив на пол, ставший за ночь холодным, я прошла в кухню, и, сделав чашечку любимого чая, принялась слушать упрёки в свой адрес. Я вполне осознавала, когда и в чём я провинилась; и признать вину для меня стало в последнее время более приемлемым. Поэтому где-то я даже могла кивнуть головой в знак согласия, мол, «знаю, что неправа, чесн слово, исправлюсь», но в мыслях добавляла, «жаль, только жить в эту пору прекрасную уж не придётся, ни мне, ни тебе». Извиниться? Да не проблема! За это время я научилась иногда наступать на горло своей гордости, научилась жить с людьми без конфликтов, добиваться своего. Разработала обезоруживающую улыбку; такую, при которой теряются аргументы против тебя, теряется злость; когда у противника остаётся лишь чувство вины, что он посмел давить на «это беззащитное существо»…. Раньше я была другой,…но на смену моему гордому и буйному нраву «белой, среброгривой кобылицы», в конце года которой, считалось, я была рождена, приходила умная и изворотливая змея, которая, тоже, несомненно, имела надо мной власть. Хотя, так я думала только тогда. Сейчас я знаю: они не сменяли друг друга, а всегда соседствовали, ранее властвуя многими годами, а теперь, сменяющие моё настроение каждое мгновение. Я в пол-уха слушала прерывистый, слегка надоедавший монолог и надеялась, что он не продлится долго.
Но вот хозяйка ушла, и я была предоставлена самой себе. Окинув взглядом нашу большую, уютную кухню в поисках завтрака, я задержала осмотр на крупном холодильнике, моём любимом в этом месте друге, но всё же решила ограничиться чаем.
На самом деле, думала я, неужели я не смогу сесть на диету? Ведь это не так и сложно. «Да и пора бы уже», добавляла я, глядя в зеркальную дверцу плиты.
Как очень самокритичный человек, никогда я не видела в себе ни единой вещи, коей могу гордиться. На мой взгляд, с моей далеко не идеальной внешностью, мнительным характером, и несовершенными познаниями, я очень трудный в общении человек. По сему довольно часто замыкаюсь в себе, в поисках решения какой-либо проблемы. Люди, приближенные ко мне, по единому жесту или по смене цвета глаз, в палитре от синего до зелёного, могут определить моё настроение и то, что я в данный момент способна совершить. Или нет? Я даже сама не всегда способна дать точный прогноз своего поведения, как метеоролог, который не может контролировать стихию. И желание вновь добиться дистрофической фигуры периодически становилось моей навязчивой идеей, хотя бы на полчаса.
Уже настроившись не портить фигуру, я вернулась в свой уголок. Он был очень мил, но он всё равно не давал ощущения тепла родного дома. Всё напоминало о прошлой жизни.
Главным напоминанием был мой старый друг – компьютер, который уже многое повидал со мной. Он стоял у стены, на большом старом и слегка покосившемся от возраста деревянном столе, аккурат рядом с дверью, и эти он обеспечивал контроль входящих в моё логово. Рядом с ним в дальнем углу комнаты располагалась кровать, да что кровать! Это был целый диван, с поскрипывающими ручками и обтянутый какой-то выцветшей со временем тканью. Был и старый комод, напоминавший древнего великана и стороживший мои покои. На стенах висели старые гравюры, и кое-где виднелись добавленные мною картинки моей жизни. С этих фотографий на меня смотрели, улыбаясь, Отец и Мать, брат и друзья. Много воды утекло. Многое изменилось. Изменился дом и я вместе с ним.
Большая и светлая, с балконом, комната эта, всё-таки заставляла меня чувствовать одиночество. Она одна, своим видом возвращала меня в обычное русло, в котором протекает каждый день. Этот же отличался от всех прочих уже хотя бы запланированной приятной встречей с друзьями.
Натянув первое, что попалось в руки, я вышла на улицу. Светило ещё не жаркое, ласковое солнце, и в воздухе уже носился тот необыкновенный запах, который напоминал о приходе поры мечтаний. В парках к весенней свежести добавлялся аромат только что появившихся листочков, а в воздухе носился задорный детский смех. И всё это так переполняло душу восторгом, что хотелось пробежать по извилистой дорожке, закружиться, обдуваемой ласковым ветерком, петь, смеяться и радоваться жизни. Но, подумав о том, как это будет выглядеть со стороны, я лишь позволила себе улыбнуться и вновь напустила серьёзности. В течение дня меня уже ничего не радовало: ни друзья, ни погода.
Здесь, в чужом городе, на новом месте, я обзавелась кучей знакомых. Сблизилась же лишь с несколькими людьми. Причём люди эти абсолютно разные, так что их теоретически я делю на три группы. Первую составляют три девушки, учащиеся со мной, вторую – друзья в то время горячо любимого мною молодого человека, а третью несколько молодых людей «редкого общения». На этот раз я должна была встретиться с однокурсницами. Все они миловидные умные люди, каждая из них обладает притягательностью, которой мне сложно противиться. Каждая из них полна тайн, загадочна, каждая имеет свою изюминку. Света, Марго и Лена, эта троица, а вместе со мной великолепная четвёрка, состояла из самых необыкновенных личностей.
Светлана всем своим видом, мне, уже тогда увлекавшейся сказками о магах и чудных созданиях, напоминала фею, ту, что беззаботно сидит на травинке, болтая ножкой и что-то напевая, или что носится в воздухе, кружась в весёлом хороводе с другими. От неё веяло той же хрупкостью, нежностью и непонятным обычному миру нравом, буйным, обидчивым и очень непостоянным. Она вносила в наш мир капельку детства, словно ребёнок, она видела мир особенно – ясным, необыкновенным.
Лена и Марго, больше склонялись к реалистичному взгляду на вещи. О Лене, я знала странно мало, словно она была шпионом, который часто молчал, но знал о других почти всё. Её отстранённость и в то же время общение с нами иногда настораживало, но я верила, что напрасно, и не ошиблась. Марго стала мне очень близким человеком, мы нашли, наверное, друг в друге ту опору и поддержку, которой нам не хватало по жизни, мы были разными, как вода и пламя, но понимали мысли и чувства друг – друга много лучше чем кто-либо другой мог это сделать. Каждый из них, был частичкой моей души, каждому из них я верила и верю, как самой себе…
Нас считали умными. Мы были вне общества. Света постоянно паниковала, я искала свои идеал, иногда даже восхищаясь разными девушками, Марго была занятна проблемами мистики и заразила этим многих однокурсниц, а Лена? Она молчала и иногда делилась с нами музыкальными открытиями.
Вообще разговоры девушек, особенно когда их несколько, не несут никакого смысла, и прохожим кажутся абсурдными и бессмысленными. Да и что обычно обсуждают девушки? Ответить точно не могу лишь потому, что подруги и я таких разговоров не ведем. Не по статусу, что - ли? Да нет. Просто мы говорим о том, что нам интересно, и если вдруг, разве что иногда, мы обсуждаем какую-нибудь «гламурную тему», после этого обычно смеемся над тем, что, по-видимому, сами деградируем. Пугает, что среди женского пола прогуливается мода на поверхностность суждений и на поведение, лишённое всякого смысла. Все мы имеем некоторую долю феминистических идей, и казаться глупее мужчин не можем. Я, наверное, всегда хотела занять место мужа в семье, быть кормильцем, с детства увлекалась не только девичьими игрушками, ещё тогда проявилась страсть к мужским увлечениям, когда я полюбила оружие, кода просилась с отцом на рыбалку и охоту, когда, метая нож, мечтала пойти в армию. Мечты. Надежды. Любовь… Глупости, большие причуды, которыми полна жизнь каждого.
Но вот я добралась до места встречи, дорога пролетела незаметно в мыслях, воспоминаниях, планировании разговоров. Ведь так часто бывает, думаешь: «приду скажу им то и то, а затем это, а потом ещё вот это», но только планы не всегда выполняются. Буквально сразу после радостных приветствий подруги завели серьёзный разговор.
Сегодня, как и в последнюю неделю, мы обсуждали проблемы этики и психологии, причём не только в образе профессора, обучающего «лести». Разговор сводился к обсуждению отношений полов, логике их представителей и к возможным путям компромисса. Дискуссия с самого начала показалась мне натянутой, главная тема должна была быть иной, я знала это, а недвусмысленные взгляды девушек и минуты молчания подтверждали мои опасения. Подруга интуиция меня вновь не подвела, так как в итоге заботливые друзья решили обсудить мою личную жизнь, которая отчего-то стала темой для дискуссий большого количества людей, не имеющих к ней никакого отношения. Так вот, девушек волновал вопрос о моём настроении после недавнего разрыва.
Хорошенько подумав, и осмыслив ситуацию, я всё же ответила, то, что думала, а не то, что следовало бы сказать. Естественно я поведала им мелодраму своей жизни за последнюю неделю, рассказала о мыслях, посещавших меня и, расчувствовавшись, я расплакалась на плече у Марго.
Знаю, взрослые, мудрые люди не плачут. Хотя, кто такое сказал? Плачут, ещё как! Всем бывает плохо, больно, только понятие боли с годами меняется. Когда-то мы плакали, упав и оцарапав коленку, позже, когда получали двойку в школе, а теперь вот из-за людей, по большей части. Хочется быть сильной, и я такой всегда была, если и плакала, то одна, в углу, чтоб никто не видел, а сегодня я плакала при всех, при друзьях, которые, я знала, не выдадут мою слабость.
Сквозь слёзы я рассказала о сне, и о том, что совсем недавно похоронила родного человека. Умерла моя крёстная мать, моя бабушка.
Только неделю назад я поняла, в чём состоит суть смерти, которая, впервые за долгие годы жизни, показалась чем-то абсолютно близким, неотвратимым и, как ни странно, обыденным. Слёзы лились ручьём, потеря была невосполнима, а страшным показалось лишь то, что человека опускают в темноту, закрывают землей, и больше ты его не увидишь. Звук камней, падающий на крышку гроба похож на мерный стук воды, и как сводят с ума, порой капли, стекающие по сталактитам и разбивающиеся в одном и том же месте, так же давит и этот гробовой звук…
Девушки, естественно попытались, как повелось, меня успокоить. Вскоре, подвергаясь уже моим внутренним уговорам, слёзы утихли также внезапно, как и появились. Прогуливаясь по парку, мы некоторое время слушали тишину, гомон птиц, и плеск воды, слышавшийся невдалеке. Мои же мысли витали где-то далеко, не то в безмолвном голубом небе, не то в траве, теряясь под ногами. Собраться им вновь помог лишь тихий голос Светы, которой вдруг стало неуютно от молчания, и она прошелестела «девочки, как хорошо-то…весна», и наша небольшая стайка снова защебетала о чём-то своём. А я? Что я? Мои мысли всегда оставались вне этого круга, невпускаемые неведомой силой, дабы не портить счастье других.
День прошёл так же незаметно, как и многие другие. Мы разошлись по домам, каждый с чем-то своим на душе, со своими переживаниями и мыслями, каждый осознавал, что это, личное, не должно вмешиваться в нашу дружбу.
Когда я, наконец, добралась до квартиры, за окном уже собиралось темнеть, на душе было снова пусто. День, ничего оставив, уходил. Мысли шумели в голове. Стремясь скрыться от всего, я включила любимый компьютер, и, погрузившись в работу, исчезала в бездне льющейся информации. Эта машина вновь спасала меня от нахлынувшей грусти.
Время близилось к ночи, за окном давно было темно, хоть глаз выколи. Я взглянула на часы – было ещё не поздно, и я включила музыку, откинувшись на спинку кресла. Слова песен те, которые оказались близки в тот момент моим переживаниям, словно зацепившись за сознание, застревали, усиливая тревогу. Вдруг захотелось сорваться с места, убежать, найти Его, и расплакаться на плече…
Он? Кто он такой? Моя жизнь. Её суть и предназначение, по крайней мере, так казалось,… по крайней мере, мне.
Наша история началась внезапно и глупо, таковой она была всегда, и оттого она, безумная, отравляла мою жизнь. Наша первая встреча была нелепой случайностью, а может и нет. Не знаю. Сейчас я уже ни в чём не уверена. Скорее всего, это было вызвано несчастливым стечением обстоятельств: то, что я одела именно ту вещь, которая привлекла его внимание, то, что я спустилась по просьбе знакомого вниз, в спортивный зал…
Дальше были два дня в вихре эмоций, словно и не дни это были, а недели, поглотившие нас. В один страшный день, доверяясь чувствам, я совершила нечто непохожее на меня. Я сидела на полу и читала этому, странному и почти незнакомому человеку своё творчество, до которого я обычно редко кого-то допускала. Дочитывая, я почувствовала его теплую, мягкую руку на талии, и я впервые не воспротивилась такому поведению и даже больше, окончив чтение, я посмотрела в его ясные, ангельские глаза. Он что-то промолвил, что уже не помню, да и это тогда было не важно, наши лица были так близко, что моя кожа чувствовала его дыхание, а потом я почувствовала вкус горячих губ. О, как сладок был тот первый поцелуй, но это был сладкий яд, что стал проникать в мою душу с тех пор, он скоро начал жечь всё внутри, убивать меня изнутри.
Но тогда были ещё бешеные дни: наши встречи участились, я горела одной идеей «вновь увидеть Его», обнять, растаять в его руках…
Но однажды, я, не знаю зачем, словно зная ответ, спросила: «Ведь ты не одинок?»
И, …О Боже! Он ответил «Нет»! Это «нет» до сих пор звучит у меня в ушах. Что же помешало мне ТОГДА убежать? Опять же не знаю, может верила, что никто не смел делать меня второй, может надежда на свои «силы», может, но встречи не прекращались и брошенная в те дни искорка разгоралась, поглощая меня. Рядом с ним я забывалась, растворяясь в нем, забывая обо всем: о боли, о проблемах, о своих «правилах», которые были созданы давно; они должны были вести меня по истинно правильному пути, с которого я не сворачивала до тех пор. Но, оставаясь наедине сама с собой, я плакала и пыталась заставить себя не думать, я вновь плакала из-за мужчины, хоть после «первой любви» зареклась не делать этого.
И опять, в один из дней, я спросила его об измене, искренне не понимая почему именно я, зачем я? Его слова повергли меня в шок. Он ответил, что его просто привлекла грустная девушка, что он хотел это исправить… «Нашёлся, благодетель! А не думал ли ты, что я не кукла, что умею чувствовать!»...
С тех пор эта мысль не покидает меня. Но и тогда я не оставила его… Люди вокруг замечали, что я стала раздражительнее, что стала грубее, злее. Всё так и было. Всегда погружённая в саму себя, я была возмущена, если меня пытались достать из моего мира. К концу месяца я знала его родителей, имя его девушки и, казалось, всё о нём. Я боготворила его и унижала себя, опускаясь всё ниже и ниже в собственных глазах и глазах других. Да и разве это было важно?! За минуты, секунды, мгновения счастья я была готова платить веками пустоты и горечи! И платила. Верила редким выражениям его чувств, редким обещаниям рая и обещанию о признании в любви…Да. Он ни разу не говорил, что любит меня, я же твердила это постоянно, сама теряя смысл этих слов, их силу – мне они уже казались недостаточными, пустыми, глупыми, иссушёнными словечками…
И тогда встав из-за компьютера, я вновь ощутила всю боль и пустоту, вспоминая, все свои грехи и минуты, проведённые с ним. Я была ничтожна и грешна, ведь посетив похороны бабушки, я думала в основном о нём: о том, как мне тяжело без него, о том, что вся эта морока длится более двух месяцев, что я не могу и не хочу жить без него, что мы всё-таки расстались. И я умираю каждый день понемногу.
Я вышла на балкон. Открыла окно. Необычный для начала мая холодный воздух потрепал меня по щеке, а ночь звала присоединиться к ней. И, шагнув на шаткую скамеечку у окна, я уже собралась прыгнуть, раскинув руки, словно птица. Мысли и воспоминания шумели в голове.
Не буду жить. Не хочу! Лететь. Вдаль. Туда.
Не нужна никому? Пусть!
– Ему?
– Нет!
– Себе?
– Нет!
– Мама, отец? У отца больное сердце, а ещё есть брат...
Внезапно, оступившись, я упала на пол, было не больно, я даже не чувствовала удара, но я плакала, рыдала – мелькнувшее трезвое сознание, напомнило, что ещё секунда и я была бы мертва.
Мысли снова путались, туманя разум, закрывая его пеленой бреда. Я уселась на стул, надела наушники, включила, что есть силы музыку и, не обращая на текущие слёзы внимания, хотела раствориться в воздухе, исчезнуть. Просто чтобы меня не стало. Он не верил моим словам, глупец, не поверил в мою любовь!
Рука дернулась в поисках чего-то на столе и, нашарив это, успокоилась. «Это» была обычная булавка, ставшая для меня тогда судьбоносной. Открыв её, я долго, остервенело царапала на руке крючочки, буквы, не понимая, зачем я всё это делаю, и, злясь, когда кровь еле проступая, исчезала. Я долго, не чувствуя боли, истязала руку, пока не устала от всего этого и, бросив иглу, не легла в постель. Он глупец! Я тварь. Я снова стану машиной, та, что знает свою программу, которой следует. Работа, работа, работа, скажу «Нет» жизни, а он? Что же он?
Моя Маленькая Комната была словно заполнена мраком. Он вливался ко мне через окно за спиною и до краёв наполнял и балкон, и пространство за ним. Там, снаружи, стояла непроглядная ночь, та, когда и луна и звёзды украдены ползающими в еле различимом небе, призрачно – зыбкими, и оттого пугающими, облаками. Серебряный свет почти не достигал угла, в котором я сидела, борясь с поселившимися в душе и разоряющими её сомнениями.
Он? Я? Зачем он луч света в жизни погасил? Зачем? Он обратил свет – тьмой, любовь в ненависть.
Тварь низкая… Я? Он? Кто виноват?.
Мысли, оборванными лентами кружатся в вихре воспоминаний…
Я говорю тебе: «Ты! Ты позволила! Ты унизилась. Он? НЕТ! Ты виновница своих бед». Я?
Слёзы – горящие нити на лице, пальцы не слушаются. Слёзы. Они жгут щёки и сердце. И где-то внутри Боль. А здесь, в несмелых, слабых руках лезвие ножа. Тьма давит во мне жизнь, забивает в угол…
– Добро я несла? Зло?
– Нет добра!
– Свет?
– Нет его! Есть тьма и холод. Мерзнут пальцы. Рука всё крепче сжимает жало ножа, всю меня опутывают сети страха – они – силки.
Мир! Ты полон боли, злобы и эгоизма. Мир! Ты – тьма. Я – тьма. Уйду во тьму.
Плети страха, как вы безжалостны! Гулко стучит сердце. Слышу отголоски. Страх, беспощадный, жестокий. Жёсткий, коварный страх! Не сдамся в твои объятья! Не возьмешь меня… живой.
Сталь, холодная сталь, согрей меня, молю. Резкий взрыв боли в руке. Что это? Кровь? Жар! Пылкий жар в руке! Как просто, как легко – одно движение, и ещё тепла! Ещё, Тепло! Нет зла. Как красива кровь, бесподобна, прекрасна. Прекрасна жизнь – смерть великолепна.
Кровь змейкой бесшумно сбегала по бледной коже и обрывалась на пальце. Каждое её падение на пол отзывалось во тьме гулом колокола.
Вот и всё. Жизнь! Как ты быстротечна. Спеши, веди меня. Стекай, покидай это место: здесь только тьма. Ничего кроме тьмы! Ти-и-ихо, кровь струится, и на полу уже кровавое зеркало. Кровь, играй-й-й – звоном в ушах остаётся каждое слово. Неси тепло. Всем. Свети, озаряй тьму тем, кто боится её. Напрасно! Гори, моё внутреннее пламя. Немного осталось. Я – мгла, борясь с тьмой, станешь ей. Тьмой. Мглой. Стой! Жизнь!
– НЕТ! Не надо, лучше беги, быстрей. Где ты, вдова? Где твоя сверкающая сталь? Прими меня в свои объятья. Вот-вот наступит апофеоз моего существования. Конец – тьма, он – холод.
Я? Он? Я ухожу. Он? Нет, не поймёт ничего. Ведь смерть – филосо…ф…и…я


Гл.2. Безысходность.

На утро я проснулась, как обычно от звона будильника и дикой боли в руке, не понимая, что к чему я посмотрела на, лежащую на подушке кисть…только успев прикрыть другой рукой рот, я остановила срывавшийся с губ крик. То, что я увидела, было одним из моих кошмаров…я поняла, что сначала всё было не сон, что я бредила наяву…я увидела окровавленную от локтя до кисти руку…только смыв подсохшую кровь с пульсирующей руки, я увидела надпись « Andre. Я его люблю».
Ребячество! Глупость скажете Вы, но мне тогда впервые стала страшно. Я впервые испугалась самой себя, припоминая детали «сна» я понимала, что потихоньку схожу с ума…. Что сознанию уже не под силу контролировать эмоции. И что рано или поздно оно вообще потеряет силу…Но пока жизнь продолжалась,…по крайней мере, тогда так казалось..
В институте, я старалась не подавать вида, но друзья всё равно скоро обо всём узнали, заметив, что я морщусь от боли. Через пару дней рука начала неметь, мелькали мысли, что я могу умереть от заражения крови,… но…Марго спасла меня, дав какую-то чудотворную мазь.… Через неделю даже боли в руке прекратились, оставляя противный шрам. И снова моя жизнь летела в геометрической прогрессии, сменяя дни.
Затем, я опять совершила чудовищную ошибку: я подошла к Андрею, чуть не бросившись к нему в ноги, пролепетала, что согласна даже быть второй, только чтоб он вернулся. Услышав в ответ что-то невнятное, в котором чётко звучало только слово «нет», я чуть не разрыдалась, но, сдержавшись, успела что-то сказать друзьям, и почти добежать до женской уборной на втором этаже…Мне было очень плохо…через некоторое время туда буквально ворвались подруги, требуя от меня объяснений…но…в тот момент кроме рева они не услышали ничего, уже позже, сквозь всхлипывания я бросила пару фраз, вроде «Я…унизилась…а он…он…не вернулся». Пытаясь скрыть шок, девушки бросились ободрять меня, но ведь они не знали, что это просто была капля для переполненной чаши… Что через пару дней жизнь снова вернётся в прежнее русло…
День за днем нанизывался на нить моей жизни мрачным жемчугом. Каждая бисерина – точная копия предыдущей, та же форма, менялся оттенок, но палитра ночных цветов не велика. Кончался день и, словно на чётках, гулко подскакивала к сестре новая жемчужина…
Кто-то невидимый прядет для каждого нить жизни. Потом он добавляет шарик к шарику на нёё, зная, кому какую жемчужину предначертано получить в жизни, и ведая длину нити каждого.
Придёт время, кукловод закончит моё мрачное ожерелье и уберет на полку вечности, где ничто его не испортит. Когда-то каждая нить кончится, но не дай случай рассыпать ему все жемчужины, и остатки дней уйдут в забытьё…. Словно и не жил никогда человек, не ступал по этой земле, и не стучали бисерины на его нити. Но пока, соприкасаясь, стучали мои жемчужины, мерно, как ниспадающие капли, отсчитывая прожитые дни. И посмотрев на эту часть, уже пройденную, понимала, что за спиной осталось немало времени и приближается конец ожерелья, рано или поздно заполнят эти шарики и мой жизненный путь.
Спустя неделю, снова по чьей-то злой воле, я ехала с матча по футболу домой вместе с Андреем, и, конечно же, мы вновь помирились, и я снова обрекала себя на лично мною данный ярлык «вторая». Шли дни, я стремилась посвятить себя всю лишь учёбе, да любимому…, но, увы, он уже не отвечал мне даже долей того, что было раньше. Мне становилось всё хуже с каждым днем…и вот мне вновь становилось невмоготу от переполнявших всё внутри слез,…а время подошло к сессии…
Очередное разочарование в себе меня ждало, когда я осталась у него. Был субботний день и, покинув меня наедине с компьютером, Андрей ушёл по делам. За окном шумела неугомонная столичная жизнь, а в моём маленьком мире впервые царил покой…
Вскоре, заскучав, я стала искать что-либо интересное в его документах. Первым шоком стал файл, в котором содержались сообщения, присланные его девушкой, не вполне осознавая, что делаю, я перечитала его несколько раз. Разум твердил, что так не должна вести себя леди, но сердце тут же осуждало соперницу в таком же неэтичном поведении.
Повторять и даже описывать, что там было, я бы не стала даже под пыткой. Мой язык просто бы не повернулся говорить то же самое, а тем более критиковать увиденное в тот день.
Бросив это мерзкое занятие, я стала ходить по комнате, даже не ходить, а метаться, словно зверь, закрытый в клетку. Пытаясь не выдавать бушующие в душе эмоции, я присела на стул, и снова принялась листать страницы Интернета, но вскоре обнаружила себя опять вторгающейся в личную жизнь любимого. Я только хотела взять его одну фотографию на память и уйти. Оправдание! Я просто хотела убить себя, добить.. наткнулась на то, что вывело меня из состояния относительного покоя… это были фотографии…множество…где были он…и Лера…в этой самой комнате, на том же «ложе»… удержав, слезу, я сорвалась с места, зажалась в угол, и думала, как бы уйти,…мысли хаотично бегали,…не составляя связной цепи рассуждений, и собрались только в то мгновение, когда я услышала звук захлопывающейся двери. Пришёл Андрей, что-либо предпринимать было поздно, и, столкнувшись в дверях с ним, я заявила, что спешу домой…. После минуты смутных объяснений мы вышли подышать свежим воздухом.
Проводив до поворота к остановке, и осведомился, куда я так торопилась. Эмоции всё же взяли верх над моим самообладанием, в который раз, меня это злило, но изменить что-либо в те минуты я не могла. В слезах, кинувшись к нему на грудь, каясь в совершенном, я пыталась объяснить, что я виновата, что не знаю, следует ли мне оставаться теперь. Он холодно отстранил меня (или мне так только показалось), сказав, что решать только мне, и замолчал, глядя мне в глаза. В этом взгляде было что-то подавляющее волю, прежде такого я не видела, он, словно ненавидел меня и жалел одновременно. Как я ненавижу жалость! Но тогда, в его глазах я не сразу её разглядела, я видела только ответ на свой вопрос: да, у меня не было никакого выбора, он знал меня лучше, чем я сама. Но так было только тогда, ведь тогда ни он, ни я не знали, что моя прежняя внутренняя сила не умерла, что она жива и спит; но тогда я, опустив голову, как собака, ударенная этими словами, словно палкой, как раб, повинующийся единому взгляду владыки, я пошла обратно, не зная даже зачем…

Гл.3 Цветок

Свет луны, просочившись через не до конца закрытые шторами окна, пробравшись через стекло, пробежал по одеялу, скользнул на лицо. Спустя мгновение дрогнули веки и вспорхнули, устремившись к бровям, длинные ресницы, как стайка птиц, что, проснувшись от внезапного звука, взмывает в небо. На мраморной коже, обрамлённой волосами, цвета вороньего крыла, голубыми лунными угольками загорелись крупные глаза. Смахнув остатки сна, но сохраняя то ровное дыхание, что свойственно спящему, девушка медленно повернула голову…
Комната была окутана сумраком ночи, разрезаемым, словно ножом, лунным зайчиком, который гулял по комнате, гордо вышагивая по лакированному столу, заваленному листами бумаги.
Стол казался целым отдельным городом, где соседствовали разные статуэтки, ютившиеся между стопками писчей бумаги, ножичками, карандашами и всё это с гордым видом сторожил спящий кот, тёзка того, что, стоя во главе стола, хранил на хвосте драгоценности.
Луч, обогнув кота, словно побоявшись разбудить его, продолжил свою экскурсию. Он бродил по креслам, присаживаясь на бархатные сиденья и замирая на мгновенье, как от восторга, с интересом поглаживал ручки; проходя сквозь стеклянные дверцы шкафов, рассматривал переплёты книг. И всё казалось ему чудесным и восхитительным, так восторженно он скользил по комнате.
Я, повернув голову, наблюдала за его вознёй, словно не только он, но и вся комната ожили, будто они знакомятся друг с другом. За спиной, на белизне простыней, лежал молодой человек, нежно обнявши меня за оголённое плечо. Тихое посапывание подтверждало, что он крепко спал и забавлялся со своими чудесными сновидениями. Выскользнув из тёплого одеяла, я осторожно поднялась, почувствовав под ногой мягкую нежность ковра, и, бесшумно встав с постели, направилась к тяжёлой двери. Уже покидая комнату, я оглянулась и увидела сонное лицо милого, который недоумённо, словно, он ещё видел сон, открыв глаза, изучал выход.
-Скоро вернусь,- шепнула я и тенью скользнула в дверной проём.
Холодный кафель ванной отрезвил мой ум, и в память волной прибоя хлынули воспоминания, каждое взрывало предыдущую картину, заставляя её раствориться и уступить место новой. Всплывали образы девушек, все слова сказанные друг другу, внутри меня, казалось, должна была вот-вот разразиться буря. Я не понимала, где воспоминания, и где настоящее, судорожно глотая воздух, я пыталась поймать за хвост реальность, но она, оскалившись, убегала, давая мыслям изнурять меня. Хотелось закричать, так, чтобы весь мир услышал, вытащил меня из этого омута, и вот, думала, сейчас из уст вылетит крик, но вместо этого, словно была рыбой и открывала рот, выплёвывала беззвучные слова, я выпустила пустой звук. Слёзы давили на меня, сворачивались в комок, мешая дышать, они хотели убить меня, я почти упала на пол, уткнулась головой в шкаф, который как нельзя кстати стоял там, и, наконец, одинокая слеза прокатилась по щеке. На душе сразу на один камень стало легче. За ней другая. И вот начался самый настоящий камнепад, я плакала. Я плакала от безысходности, от злобы к самой себе, от любви, от боли и от внезапно обретенной лёгкости. Слёзы сбегали по лицу и с редким противным стуком падали на пол. Постепенно я успокаивалась, я дышала, я жила. Размышления переплетались с воспоминаниями, создавая для сознания причудливые орнаменты, которыми оно украшало реальность. Я снова слышала. Слышала их. Спустя годы спокойствия, я снова, как в детстве, когда в чём-то сомневалась или боялась чего-то, снова слышала голоса. Словно в моей голове поселились надоедливые человечки и постоянно там ссорились. В ту ночь, они так нагло обсуждали моё поведение, будто я не могла их слышать, а просто караулила у какой-нибудь замочной скважины. Всё единогласно думали, что я глупо веду себя, что всё так не должно быть. Одно «я» напоминало о моей гордости и своенравном поведении в прошлом, другое говорило о том, что я всегда была таинственной особой, умеющей покорять сердца, а третье робко пыталось что-то сказать о моих прежних принципах, о морали, о Боге и грехе. Я понимала, что все они были правы, каждое по-своему, это раздражало так, что хотелось убежать, скрыться, лишь бы не слышать их яростный спор. В скоре их разнородные диссонансные голоски слились в один, мой, собственный голос, что звучал в голове, он укорял меня, мучил. Наученная им, я встала, шагнула к двери с ясной мыслью о том, что надо идти прочь из этого места, чем дальше, тем лучше. В тот момент было не важно, что дом далеко, что на улице стоит ночь, и что идти, по сути, было не куда, всё это было не важно: надо было идти. Открыв дверь, переступив за порог ванной комнаты, я ступила на холодную колючую траву.
Вокруг стояла тьма и пустота, редко росли деревья.… С минуту, замерев, боясь шелохнуться, я не двигалась с места, ведь только мгновение назад здесь был коридор, самый обыкновенный, Но сомнения улетучились, так же внезапно, как появились, и я пошла вперед. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась луна в небе, мой проводник. Каждый шаг отзывался звоном серебряных колоколец, и болью в ноге, но это было не существенно, ведь передо мной была загадка, которую так хотелось разгадать.
Деревья все на ощупь были холодные и гладкие, словно искусственные, а листья при прикосновении отзывались противным нервным дребезжанием, точно это были и не листья вовсе, а люди, с отвращением и старческим брюзжанием, обсуждавшие всё в округе, и, пробуждавшиеся при моём приближении. Я шла по этому саду, любуясь лунными бликами, искрящимися на каждой травинке. Но ничто вокруг не было радо моему появлению, никто не хотел замечать моего присутствия, словно все они живы, а я одна мёртвая. Я пыталась как можно аккуратнее наступать на колкие травинки, старалась не обращать внимания на ноющие ноги и идти. Это было важно. Надо было идти вперед.
Там, вдали, виднелась полянка цветов, где в зарослях васильков, ромашек, вперемежку с травинками виднелись угасшие головки маков. Я, подойдя поближе, только хотела наклониться к ним, чтобы рассмотреть диковинные цветы, как сознание пронзила острая боль. Ступня была испещрена порезами и проколами, а под ногой, запачканный кровью, лежал один из сумрачных огоньков. Стебель был переломлен. Холодный и тусклый. Если бы не форма, известная мне с детства, я бы не назвала его маком. Аромата нет, и, о боже! По лепестку идёт трещинка. Он не умер, этот цветок, он, как и всё здесь вокруг, из стекла он мёртв. Всё давно мертво, всё здесь мертворожденное, все стеклянное и не настоящее, всё только пародия на жизнь.
Обернувшись на луг, я увидела в траве фигуру девушки. Я была уверена, что видела её прежде, только не могла вспомнить где. Я знала, что надо только подойти ближе…ближе…. Чувство дежавю усиливалось. Да и не узнать эти глаза, губы, волосы было нельзя. Ошибиться было невозможно. Это я? Мертвая? Холодная? Стеклянная?!
- Что за безумный мастер создал этот сад? - прокричала я в исступленье
Тут голова куклы медленно повернулась. Резко распахнулись глаза, горящие лунным бликом, мёртвые губы шевельнулись, и с них сорвалось одно только слово…«ТЫ»

Гл. 4. Реальность

– Ты, что здесь делаешь?
– А?...я открыла глаза. Пол. Кафель. Зеркало. Ванная. Значит, мой план побега провалился: я просто уснула. Когда? В смятении, припоминая происходившее только что со мной, я пыталась найти хоть какую-нибудь зацепку. Где была грань между реальностью и фантазией? Комната. Воспоминания. Слёзы. Бессмысленно. Не знаю. Что со мной? Пол. Шкаф. Я. Самое главное, Я на месте, но что случилось?
– Так и будешь молчать? На разведчика не походишь даже с большого расстояния.
Думай..Ты? Кто?...АНДРЕЙ?? А. Стоп. Правильно. Ночь. Его комната. Я же у него.
– П-привет, выдавила из себя я и поняла, что несу полнейшую ахинею.
– Ты что, упала? Сильно ударилась?- мой любимый был в шоке.
– Я? Да. Нет. Не важно. Тебя не касается, – сделала я умное лицо, чтобы не выдавать своих мыслей.
– Значит сильно. Давай, вставай. Помочь?
– Ни в коем случае! Мне и тут нравится. Иди спать. Тут не жарко, пол прохладный. Короче: «Отстань».
– Хватит шутить, пошли спать. Завтра рано вставать.
Я поняла, что спор не уместен, что опять веду себя глупо (хотя с ним только так и получается) и пошла в комнату. Хватит приключений на сегодня.
Спустя время, я проснулась, (а это уже не могло не ободрить) собралась и ушла в институт раньше, конечно, прежде в меня почти силой влили чашечку кофе на завтрак.
Очнулась я уже только в электричке. Мерно покачивающийся вагон заставил меня оставить дурные воспоминания где-то позади. Тихо-тихо стучали колеса, «Чучух-Чучух, Чучух-Чучух», – твердил поезд. Всё это нагоняло неимоверную тоску, я погружалась в мерзкую обыденность, познавая рутинную правду. Я понимала, что дни я, по большей части, проводила в таких лишь убивающих время разъездах, в пути. Каждое утро одна и та же дорога, одни и те же движения. Даже место в вагоне я занимала одно и то же, у окна…
Установив взгляд в одну точку на убегающую вдаль шпалу, я вновь погружалась в мир своих мыслей, страхов и желаний. Но внезапно, что-то сверкнуло.
Что? А, всего лишь солнечный блик,- уныло промолвила я. Но всё это было не просто так…
Всходило солнце, и утро постепенно забирало свои права у ночи. За окошком мягким, нежным светом оно наполняло окружающий мир томительной негой ожидания. Всё вокруг словно замерло на эти мгновения. Темнота отступала, и небо превращалось в ковёр из синеватых и золотистых нитей.
Перед моими глазами проплывали дома, в пустые глазницы впускали утро, оповещая всех, что время пришло. Край неба, там, где должно было появится солнце, розовел, будто бы кто-то разлил кисель на чистую скатерть, и это пятно ползло, расширяясь, занимая все больше и больше места. Уже полнеба было в его власти. Всё вокруг тонуло в, окрашенной розоватой краской, дымке ночного тумана.
Рождалось солнце.
Младенец обнимал ласковыми, утренне-нежными, золотисто-пурпурными лучами всех и всё, гладил крыши домов. Влюбленное в этот мир светило дарило каждому, кто это видел, улыбку и мягкое детское прикосновение.
Я видела чудо. Лицезрела одно из важнейших таинств в нашей жизни – появление на свет. Оно всегда завораживает, пусть это даже только привычное всем нам солнце…
Спустя пару минут всё уже начало свою обыденную жизнь, забыв о мечтах, о волшебстве, забыв о сказке. Мои мысли и чувства нехотя тоже возвращались на свое место. Да, меня завораживают восходы и закаты, рождение и смерть, да и вокруг много ещё точно таких же романтиков. Это тайна. Это загадка. Но именно познать неизведанное всегда стремилось человечество, поэтому, возможно, наша жизнь сложилась именно так, мы не в раю (если рай вообще существует).
– Но каждый ли видит эту красоту?
– Увы! Не каждый. Редко мы, позабыв душу в суете дней, обращаем на чудо внимание. Вот, родился человек.
– И что? Поздравляю. И нам нет до этого дела. Родился и что ж?
– А если умер? Что вы скажете, если умер Человек? Ели не стало его?
– Соболезную.
–Да нет, не соболезнуете, не жалеете и не радуетесь. Всё это не способно чувствовать ваша сухая душонка, жалкая, не имеющая право носить это гордое имя «душа Человека». При рождении, на похоронах вы можете чувствовать только себя. Каждый из нас, плачет, только потому, что ОН больше не сможет общаться с кем-то, ОН потерял кого-то. Ущемили ВАШИ права… А как же он, тот, кого сейчас опускают в землю? О нем мы не думаем. В тот момент важно только личное чувство. Только СВОЁ. Мы все гуттаперчевые куклы, настроенные только на свою волну, изредка мы чувствуем другие частоты, но первое место всегда занимает СВОЁ. Свои мысли, свои интересы.
Добравшись до здания университета, я попыталась вытряхнуть из головы все эти размышления. Предстояли последние консультации, и надо было сосредоточиться. Там меня встретила довольная Катечка, она прямо-таки вся лучилась счастьем.
– Юлька! Наконец выдало счастливое создание. У меня хорошая новость?
– Странно, а я думала плохая, – съязвила я – выкладывай давай, а то сейчас лопнешь..
– У меня появился молодой человек! Он за мной постоянно ходит, как собачка,…ну, что ты улыбаешься, правда…Юль! Он говорит любит меня…Что ты ….Он честно. правда… Катя замолчала, словно подбирая нужные слова…
– Успокойся. Верю я тебе. А? Улыбаюсь?… да всё от того, солнышко, что за тебя радуюсь. Короче: «Дорогой товарищ, я вас поздравляю»
– Не издевайся…. Но по ней видно было, что шутка понравилась, и она вновь таинственно улыбалась…
Скорее всего, планирует, как бы остальным об этом сообщить – подумалось мне. Хорошо если всё так и есть. Так не хотелось бы чтоб на натолкнулась на обман, чтоб её обидели и ей было больно. Я прикрыла глаза, шумно вздохнув, как будто воздуха вокруг было мало и я пыталась насытиться им – не получалось. Разные мысли лезли в голову. Какие-то говорили мне, что меня не волнует, что чувствуют другие, и поэтому дела Катеринки не должны меня волновать…
Но ведь это дела Катеринки, – настаивала я – моей Катеринки! Такой нежной, такой милой и такой волшебной, неповторимой.
Злая мысль пронзила остальные размышления, она была страшна настолько, насколько правдива. Я так сопереживала Кате лишь от того, что она так похожа на меня. Раньше, я тоже была такой же беззаботной, немного глупенькой и суетливой. Я была потешной и маленькой, очень маленькой, как я понимаю сейчас Катюшку, моего мышонка, мою фею.…
Я была такой, поэтому и понимаю её. Раньше я тоже витала в облаках, верила в любовь, имела свои принципы, верила, что не буду как все, что моему будущему мужу будет за что меня ценить, что он станет моим первым и единственным мужчиной в жизни, он будет говорить мне, что я богиня, что я его сказка. Раньше…всё это было раньше. Прошло это время. Я оступилась и больно упала, ударившись о реальность. Не всё так красиво и сказочно – здесь другой мир пошлый, развратный и мерзкий, и я становилась его частью. Теперь я не то же невинный ангел, я упала – и раны ещё только заживают.
– Юль, что случилось? У тебя такое лицо, будто ты призрак увидела.
–Да Мышка, призрака, – ответила я громко и про себя добавила, – призрака моего прошлого.
День незаметно ускользнул за горизонт, всё время я пыталась занять себя рутиной, но чем ближе была ночь, тем ярче становились переживания. Когда кончались дела, меня как трясина засасывала реальность: боль, ненависть, злоба.

Гл.5. Отдых

Так пролетал день за днем, но каждый раз на сердце было всё тяжелее. Скоро я, хоть и машина, сломаюсь от перегрузки. Совсем дурно. Начинают шалить нервы. Здоровье играет злые шутки со мной. Теряю чаще сознание, а так – обыкновенные серые будни, больные уставшие дни. Экзамены кончились, и можно было отдохнуть, навестить родителей и забыть обо всём.
Часть вещей мы давно перевезли к Марго ибо жить в той комнате я больше не могла.
Остальное было экстренно упаковано и подготовлено к перелёту. Всю ночь мне снились кошмары, и я, толком не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок. Увидев, что в комнате светлеет, я ушла в кухню готовить завтрак. День, заполненный суетой перед вылетом, проскользнул перед глазами. Наступил вечер, и я томилась в тягостном ожидании вылета, сновала по аэропорту, вглядываясь в лица пассажиров. Наверное, я надеялась, что на борту будет хоть один знакомый, но, увы, не было никого, да и пассажиров садилось в самолёт всего восемь человек. Четыре часа в самолёте – и я дома! Первый час я дремала, а потом остальное время я не знала, куда себя деть. Сканворды, дневниковые записи, рисунки – все было замучено за эти несколько часов. Наконец, голос по радио передал, что лайнер приземлялся. Он доставил меня на родную землю.
Выйдя из аэропорта родного города, я тотчас увидела своих родителей – такого восторга я давно не ощущала. Захотелось завизжать, как маленькой девочке, от переполнявшего меня счастья, как будто этой радости было слишком много для моего маленького сердца.
Я крепко-крепко их обняла и тут поняла, что нет ничего важнее в мире, чем эти мгновения, когда дети после разлуки видят родителей, когда ты с ними воссоединяешься и вся семья снова в сборе. Всё остальное просто суета. Наша машина спустя некоторое время подъехала к дому, и, только переступив порог нашей квартиры, я поняла, что всё так и должно быть. На секунду мне показалось, будто я не уезжала вовсе, а всегда тут была, рядом с ними. Дома.
Конечно, родители привыкли к тому, что я их маленькая девочка, и упорно не хотели признавать, что время прошло. Я иногда злилась и кричала, но потом понимала, что слишком давно их не видела, и что не стоит всё принимать так близко к сердцу: пройдёт ещё время и они поймут, привыкнут. У меня будет собственная жизнь, я буду чьей-нибудь верной женой, когда-нибудь стану заботливой матерью, но… для них, моих самых родных людей, я навсегда останусь «маленькой девочкой, их дочечкой».
Время рядом с ними летело быстрее, чем когда-либо. Я ходила на свои занятия, иногда брала с собой брата, потом мы все вместе гуляли. Все было привычно для меня и ничего тогда не напоминало о боли и проблемах: я была от них далеко, за несколько тысяч километров. Но любая радость сменяется чёрной полосой. Я стала чаще ссориться с родителями, не знаю почему, может, просто я привыкла жить одна, ни с кем не делиться переживаниями, всё хранить в себе, и делать всё так, как это хотелось бы видеть другим. Но всё это во мне ломалось в тот момент, рушилось, и перед глазами родителей появлялась настоящая я. Мама плакала, говорила, что я стала злой, другой, какой-то мрачной. Да, так и было, всё, о чём я думала последние годы в школе, и самостоятельная жизнь без них изменили мой взгляд на вещи, я не ждала добра ни от кого, кроме родителей. Спустя пару месяцев я снова покидала их, снова уезжала, и в порту, уходя, уже повернувшись к ним спиной, чтобы они не видели, заплакала.
Я знаю, в этом и состоит жизнь человека – миллионе встреч и расставаний. В миллиардах слов-кодов и знакомством с новыми программами поведения. Со временем каждое прощание становится всё менее болезненным, словно у твоей машины-сердца нет больше надобности в прямом подключении к главному серверу – ты сам устанавливаешь свою беспроводную сеть. Ты становишься очередной машиной, делающей всё так, как надо, а кто придумал «как надо», ты не знаешь. Но тебе и не важно. Ты просто работающая машинка…
Когда я снова приземлилась в Москве – в мои мысли загружалась программа дальнейших действий. Я прямиком направилась к Марго, которая звала к себе после каникул пожить, пока занимаемся поиском нового места обитания.

Гл.6. Возвращение

От станции я шла медленным шагом. Был приятный летний день, немного пасмурный и задумчивый, что это его не портило, а напротив, придавало какую-то таинственную строгость. На её улице редко бывало много автомобилей, но тогда их вообще не было. Задира-ветерок забавлялся с листьями, и они, испуганные, трепетали от приближения озорника.
Свернув в знакомый переулок, рассматривая окружающую местность, я отмечала, что всё здесь так же, всё по-прежнему. Их дом тоже не изменился. Всё та же крыш, те же ворота и та же громкоголосая собака при входе.
Марго дома не было, встретили меня её родители, мы вместе сели пить чай, я рассказала о поездке. Чай был кончен и я принялась с нетерпением ждать возвращения подруги. Тут, послышался стук калитки.
Сорвавшись с места, я выскочила на крыльцо.
Ни говоря не слова, Марго подошла ко мне, крепко обняла илишь потом проговорила
Здравствуй, милая. Как ты?
Весь тот день прошёл в непрерывном обмене информацией, то есть болтании.
На следующее утро ярко светило солнце и, прячась от него в тени деревьев, мы полдня лежали в гамаке, читая книги и изредка обмениваясь идеями. Только к вечеру мы поняли, что до начала учебного года в институте осталось совсем немного времени и пора бы уже начать подготовку. Разбирая мои чемоданы, мы шутили, смеялись, пытаясь докопаться до книг среди горы прочих записей. Чего только там не было. И старые открытки, подаренные мне многие годы назад, плюшевые игрушки,

(…)

Гл.7. Будни

(...)


Так прошёл ещё семестр. Снова приближалась зима. Состояние ухудшалось с каждым днём. В институте всё чаще это замечали. Тревожились. Ни работа, ни учёба – ничто уже не отвлекало от ядовитых мыслей… Скоро Новый год..но что-то даже это не радует..
Моё сердце чернело, сгорая от обиды и растворяясь, как в кислоте, в горечи. И вот до смены года осталось пару дней. Появилось новое занятие – исполнялась мечта. Вот странные люди мы. Творим свою мечту, лелеем её, тайно верим, охраняем, но одна ошибка, и наш замок из песка да тумана рушится. Мы терпим, снова строи новый, другой замок, не похожий на прежний…. А бывает ещё вот как, Построим замок и забудем про него, надолго, проходят годы, меняется жизнь, а тут Исполняется мечта. А мы не рады..в каком-то шоке, потом азарте, но не счастливы, мы же смогли забыть об этой мечте! Так и я, маленькая, завистливо смотрела на конкурсы красоты, куда приглашали других, думала, что наступить и мой звёздный час. Верила, что из гадкого утёнка я стану прекрасным лебедем, но в юношестве на половине трансформации застряла. Получалось что-то неказистое, странное и непонятное…. Теперь же меня брали на подобный конкурс. Ещё скоро Новый год. Столько событий после затишья длиной в полгода.… Я взглянула в зеркальце. Нет,… я … всё такая же, как и раньше,… но что то изменилось. Выросла, устала, измученное лицо, попыталась улыбнуться – напрасно. Не удалось. Просто устала. Пора лечь спать, но вновь не спится. Я была уже в кровати, но Сон не шёл,… не хотел заглядывать только в мою опочивальню, мучил меня…. Я ворочалась с боку на бок, прикрывала глаза, передо мной вставали страшные картины. Я видела как в разрезанный на кадры, разорванный фильм свою жизнь. От самого рожденья.
Видела страшный недуг, мучающуюся мать, уставшего отца. Все они стояли надо мной, не зная, чем они могли бы мне помочь, потом отец метался по комнате, а мама качала меня на руках.
Потом крики, возня в маленькой тесной кухне, знаю, они не хотят меня разбудить, но полоска света, разделяющая темную комнату и кухню, уже она не даёт мне покоя…за ней решается судьба нашей семьи…
Родился брат. Все суетятся вокруг новорожденного, а он забавный такой, ещё меньше меня, ещё не ходит, а только лежит и всем улыбается, всему миру. Он знал, что несёт добро и покой, и радовался этому.
Брат вырос, сильный, со своим мнением. На папу очень похож, только светленький, как наша мама. Он умный, я это знаю. Он рядом. Всегда. Везде. В другой комнате ссоры, крики, шум. Привыкли. Грохот. Проверили – никто не пострадал. Слава Богу.
Я знаю, они любят друг друга, вопят иногда, ссорятся. Но любят… Я оканчиваю школу. Родители счастливы и огорчены одновременно. Приходит время расстаться. Выпускной вечер. Белое платье. Чудо! Сказка..
Никто не пригласил танцевать…Обидно? Да ладно! Привыкла…
Поступила в институт, не совсем туда, куда собиралась. Жалко. Ну что ж. Значит так надо.
Расстаемся. Плачем, хоть знаем, что нельзя, а не плакать нельзя – так щемит в груди, медики говорят, там, слева, где сердце, вот там стало немного пусто…
Новая жизнь. Учёба …Учёба…Учёба… и…Первая серьёзная любовь. Дальше темно... больно и горько…Со слезами на глазах срываю со своей спины белоснежные крылья, ломаю. Адская болю.. Кровь течёт по спине, дотронулась..алая-алая…чистая-чистая…
И вот сейчас… сейчас я понимаю, что люблю его, но больше не унижусь. Пережить? Невозможно…. Крах самой себя не пережить. Можно только умереть и родиться заново. Я вырываю из груди сердце. А в руке уже не аленький цветочек, а ссохшаяся, почерневшая роза. Выкинув её прочь, чтобы не мозолила глаза я, наконец, засыпаю.

ГЛ.8. Новый вдох

Утро. Свежо. Знаю скоро, приедет сестра. Давно её не видела. Скоро, осталось ждать совсем немного, пару часов…но, я уже счастлива. Скоро исполнится мечта, скоро приедет сестра, скоро Новый год… Скоро Новая жизнь, без тревог и без любви. Я спокойна и, наконец, счастлива. Вот чём я мечтала. Увидеть родного человека, чтоб что-то случилось негаданно и ощутить покой.
Морозное утро. Счастье! Новый снежок хрустит под сапогом, ломается ледяная корочка, так весело, словно в этом начинается её новое существование.

– Танюшка!

– Юлька! Ведьмочка моя, как я скучала

– НЕПЕРЕСКАЗАТЬ – крикнули мы одновременно.

По дороге уже шли вдвоем, с сумками, но в обе пары глаз сверкали от восторга. Он изменял наши лица, делая их прекраснее, добрее, светлее. Две темные личности с искрящимися, счастливыми глазами.
Первый день мы расспрашивали друг друга обо всем, о том, что случилось за это время, и оказалось, многое изменилось. Прежде всего, взгляд на вещи окружающие нас. Стали большими реалистами, обе. Просто прошло время, и мы выросли. Совсем. Окончательно и бесповоротно, но на эти восемь дней можно было обо всём забыть. Даже о своём возрасте! Черт побери, мы раз только живем! Будем делать то, что хотим. Остальные дни были сплошной праздник, не расставались ни на минуту, шутили, смеялись. Фотографировались. Стало вдруг так легко, будто душа стала невесомой и тянула взлететь. Слушали новую для меня музыку одной талантливой группы, пели, впервые радовались жизни. И как не радоваться? Мы ведь были вместе. Рядом.
Но дни пробежали, надо было расставаться, но впереди было целых два дня, а для счастливых людей два дня могут длиться вечность, продлевая радостные дни.
В рождество ей надо было покидать меня, и с пятого числа начались самые настоящие дни сумасшествия. Пошли на концерт. Хорошо отдохнули дома, слушая музыку, рассказывали всю ночь анекдоты, мечтали… Последний день собирали вещи. Раз наверное семь или восемь, постоянно вытаскивая всё.

– Никуда ты не поедешь! Куда я без тебя? – шутила я и вытряхивала всё из сумки.

– Балбесинка! Работа же!

– Бросай. Я вот, тоже брошу. Пойдем куда-нибудь вместе? Будем вместе работать, рядом жить.

– Ещё будем! – подмигнула Танюша. – Я выйду замуж, ты… и будем рядышком..

– Ой..ну ладно! Давай, кавалера своего привози в Москву, свадьбу сыграем…И больше не расстанемся… Тань..я буду скучать. Мне без тебя плохо, одиноко. Приезжай, как сможешь, снова. Татьяна, наверное, я Вас люблю! И нечего скалиться.

Она обняла меня, сказав на ушко – ничего, мой Юльчонок, моя ведьмочка, ещё увидимся, и знай, ты будешь счастлива, мечты сбываются.

Она улетела. Но её присутствие всё ещё ощущается в моей комнате. Она всё ещё здесь и шепчет на ухо из-за спины : «Верь в мечты, сестрёнка, верь в счастье!»
С ней. С моей самой милой, самой лучшей Танюшей, у меня, уже умершей, открылось второе дыхание, началась новая жизнь, полная восхищений, восторженно-добрых дней, без тревоги …без любви? Нет! Раны зажили, остались лишь царапины. Она вылечила меня. Спасла. Я была готова к новой любви. За спиной росли новые крылья.. крепкие крылья новой жизни. И я влюбилась. Каждый день слышу голос и снова счастлива. Чей? В кого? А это пусть будет моей маленькой тайной, ведь так приятно мечтать и строить замки из песка и тумана, даже не веря в то, что он станет когда-нибудь настоящим.